Хайре
Хочешь плачь, а хочешь верь,
Торжествуя в час потерь.
Знаешь жги, но лучше – грей.
Всюду троица чиста,
Радость боль и красота,
Горечь раствори и взмой
В луч звезды над пеленой,
Уносись и молодей!
Тэй, тэй, тэй, тэй… Эпитафия незамутненности
Девственных лепестков мягких губ, едва касаясь, невесомый ветерок шепчет шорохом серебристых силуэтов.
Вечность неторопливо прорастает, заплетаясь причудливой паутинкой жилок на млеющих веках;
в унисон ритмичному покачиванию колыбели выстланной цветами безвременника.
Не тревожь неги струящихся локонов. Мгновение растворяется, ускользая. Как завораживает спящий, беззащитной красотой нежности…
Уходящий.
От дуновения натужного дыхания рассыплется в ладонях дряхлых прахом засохший горицвет
Навея тяжесть горькую чужих воспоминаний и прояснится безучастный взор тоской минувших стороною лет.
Сон колдовской луны под бледным пологом текучего тумана роняет в полудрему вереницу среброзвучных струн – усталых голосов
Полночным наважденьем первозданно томного дурмана, свободна черными крылами, душа отринет путы золотых оков.
Слеза прильнет к щеке, согрев заиндевелые ресницы, рука бескровная, дрожа, перевернет на ветхий стол пустой бокал вина,
холодный ветер разметал старинной книги пожелтевшие страницы, ворвавшись в опустевший дом,
Сквозь блики догорающих свечей трепещет полумрак, и опустилась тишина.
